апельсиновый сплэш по венам,
в танце под героином в прихожей,
кто виноват? мы сами, в этой
некогда обширной спальне рисовали
в потолках мы планы; в будущем,
оставив боль на несуществующее завтра.
а наша жизнь — как будто сюжет
малобюджетного арт-хауса, сука.
пустые дома с манекенами в них,
в апельсиновом сплэше по венам,
закройся в ванной.
рыдай как мразь,
раскрывайся самым ёбнутым,
что тебе в душу могут плюнуть,
фортанёт — и сдохнешь рано утром,
в передозе под снотворным с гликодином.
я передразнивал твои потуги говорить.
пылал в агонии, симфонии любви и боли,
самолично задушил дельфинов,
и топил китов в бензине, помню.
каждый момент, в сюжете фильмов старых.
тебя не любит ни одна собака из парадной.
пора уже зависнуть в сплэше, это знаешь,
а я мечтал чтоб ты не умерла,
забудь и подыхай теперь.
знаешь, ты для меня мертва,
теперь ты для меня лишь тень.
я утопил тебя в этом кровавом сплэше,
знаешь, я убиваю людей.
заставь остаться нас двоих на ночь в воспоминаниях,
пустых сетей под банкой страйка, лишь в аллеях
плавал пьяным,
и слагал стихи тебе, сейчас тебя убил
внутри себя, ты не нужна, теперь ты будешь умирать одна, блять.
я в рекурсивных фотографиях, сжигаю себя заживо,
ножовкой распилил все кости прошлому.
сейчас всё настоящее гораздо хуже, знаю,
завтра снова вхлам, обида проволокой свяжет, сука.
пустые рамки фотографий, водка сплэшем, в горле ком.
хрущёвки и в порезах руки — это всё моё, родное,
дом со стенами в рисунках детских, кежуальных.
ты пассивный наркоман со стажем,
прописью в многоэтажках.
соль по венам тёрли, целовались под вичхаус,
я замёрз, ведь минус 30, пропади всё пропадом,
я затерялся в этой памяти пустых ночных кварталов,
в своей романтике хугардена под магнием б-6.
самый депрессивный город с детства начал меня есть,
я будто задыхаюсь.
сначала беру все фото, кидаю в пламя в дикой агонии,
разрываю все связи, писать продолжаю лишь ночью,
как будто под солью я вижу бога, но бога ведь нету с нами,
наши места в театре заняты, а фильмы последние слили в утиль,
найду позже ломо с засветами.
меня разрывает на части любовь к тебе, хотя тебя нет,
за сотню миль продолжаю кричать о любви, я грустный хиккарь
под кленбутеролом.
нас с тобой закопают рядом, какой ведь смысл жить
когда ты в последних словах захлебнулся,
потеря реальности, порваны нити событий,
я задыхаюсь в пожаре на руинах памяти,
по граням расплескав свою всю гордость и честь.
я убил тебя, убиваю себя, но знаешь, самое важное,
что несмотря на это мы хотя бы в воспоминаниях
друг у друга есть.
убиваю людей вокруг себя, убиваю родных и близких.
вечно теряюсь в стакане виски под вечер; пока,
до новых встреч.
на жизни следующих в ссорах за чертой дедлайна,
я убиваю людей, подобных тебе, я тварь,
в апельсиновом сплэше смешал всё самое важное.
мою любовь к тебе, сука. orange splash through the veins,
dance under the heroin in the hallway,
Who is to blame? we are, in this
once drew a large bedroom
we have plans in ceilings; in future,
leaving the pain to a nonexistent tomorrow.
and our life — as if the plot
low-budget art-house, bitch.
empty houses with mannequins in them,
orange splash in the veins,
Close the bathroom.
howl like scum,
discloses the most ёbnutym,
that your soul may spit,
fortanёt — and will die early in the morning,
in a soporific overdose with glikodinom.
I imitated your attempts to speak.
burned in agony, the symphony of love and pain,
personally strangled dolphins
whales and drowned in gasoline, remember.
every moment in the story of the old movies.
you do not like any dog from the front.
it’s time to hang up in Splash, you know it,
I dreamed that you do not die,
Now forget it and die.
you know, you’re dead to me,
Now you are to me is only a shadow.
I drowned you in this bloody splash,
you know, I kill people.
Make two of us to stay for the night in his memoirs,
empty jar under the nets strike only in malls
sailed drunk
and composed poems to you, today you killed
inside, you do not need, now you will die alone, fuck.
I recursive photographs, burned himself alive,
hacksaw sawed all the bones past.
now it’s much worse now, I know,
vhlam again tomorrow, resentment wire bind, bitch.
empty picture frame, vodka splash in her throat.
Khrushchev and cuts the hand — it’s all mine, dear,
house with walls in children’s drawings, kezhualnyh.
you passive addict with the experience,
words in high-rise buildings.
salt rubbed in the veins, kissing under vichhaus,
I froze, because minus 30, be gone all to hell,
I got lost in the memory of the night of empty blocks,
in their romance under Hoegaarden magnesium b-6.
the most depressing city since childhood I have started,
I like suffocating.
First take all the photos, I throw into the fire in the wild agony
breaks all ties, continue to write only at night,
as a salt I see God, but because God is not present with us,
our seats in the theater are occupied, and the latest movies leaked to the scrap,
found later lomo with glow.
I have torn apart my love for you, even though you do not have,
a hundred miles continue to shout about love, I’m sad hikkar
for clenbuterol.
We will bury you next to what in fact the point of living
When was the last words choked,
loss of reality, torn thread of events
I gasp at the fire on the ruins of memory,
by spilling their faces all the pride and honor.
I kill you, kill yourself, but you know, the most important thing,
that in spite of this we at least in the memories
each other there.
I kill people around him, killing the family.
forever lost in a glass of whiskey in the evening; yet
until we meet again.
the lives of these quarrels in below the deadline,
I kill people like you, I thing,
in orange splash blended all the most important.
My love for you, bitch.