Мне нравится иронический человек.
И взгляд его, иронический, из-под век.
И черточка эта тоненькая у рта —
иронии отличительная черта.
Мне нравится иронический человек.
Он, в сущности, — героический человек.
Мне нравится иронический его взгляд
на вещи, которые вас, извините, злят.
И можно себе представить его в пенсне,
листающим послезавтрашний календарь.
И можно представить в его письме
какое-нибудь старинное — милсударь.
Но зря, если он представится вам шутом.
Ирония — она служит ему щитом.
И можно себе представить, как этот щит
шатается под ударами и трещит.
И все-таки,
сквозь трагический этот век
проходит он, иронический человек.
И можно себе представить его с мечом,
качающимся над слабым его плечом.
Но дело не в том — как меч у него остер,
а в том — как идет с улыбкою на костер,
и как перед этим он произносит:
— Да,
горячий денек — не правда ли, господа!
Когда же свеча последняя догорит,
а пламень небес едва еще лиловат,
смущенно — я умираю — он говорит,
как будто бы извиняется — виноват.
И можно себе представить смиренный лик,
и можно себе представить огромный рост,
но он уходит так же прост и велик,
как был за миг перед этим велик и прост.
И он уходит —
некого, мол, корить —
как будто ушел из комнаты покурить,
на улицу вышел воздухом подышать
и просит не затрудняться, не провожать. I like an ironic man.
And his eyes, ironic, from the age of the eyelids.
And the child is thin at the mouth —
Irony Distinctive features.
I like an ironic man.
He, in essence, is a heroic man.
I like ironic look
On the things you, sorry, are angry.
And you can imagine it in Pensna,
leafing day after tomorrow calendar.
And can be submitted in his letter
Any old — Milsadar.
But in vain, if he will give you a jerk.
Irony — she serves as a shield.
And you can imagine how this shield
Walks under blows and cracks.
And still,
Through the tragic
He is going, an ironic man.
And you can imagine him with a sword,
swinging over the weak shoulder.
But the point is not — as a sword of Oster,
And in that — how comes with a smile on the fire,
And how he utters before that:
— Yes,
Hot day — Do not really, gentlemen!
When the candle is the last knot,
And the ski messenger is barely lilovat,
embarrassed — I’m dying — he says
As if apologizes — to blame.
And you can imagine a humble face,
And you can imagine a huge increase
But he leaves as simple and great
As it was for a moment before it is great and simple.
And he leaves —
no one, they say, edge —
as if left the room to smoke,
On the street went out to breathe
And asks not difficult, do not accomplish.