Чудесный жребий совершился:
Угас великий человек.
В неволе мрачной закатился
Наполеона грозный век.
Исчез властитель осужденный,
Могучий баловень побед,
И для изгнанника вселенной
Уже потомство настает.
О ты, чьей памятью кровавой
Мир долго, долго будет полн,
Приосенен твоею славой,
Почий среди пустынных волн…
Великолепная могила!
Над урной, где твой прах лежит,
Народов ненависть почила
И луч бессмертия горит.
Давно ль орлы твои летали
Над обесславленной землей?
Давно ли царства упадали
При громах силы роковой;
Послушны воле своенравной,
Бедой шумели знамена,
И налагал ярем державный
Ты на земные племена?
Когда надеждой озаренный
От рабства пробудился мир,
И галл десницей разъяренной
Низвергнул ветхий свой кумир;
Когда на площади мятежной
Во прахе царский труп лежал,
И день великий, неизбежный —
Свободы яркий день вставал, —
Тогда в волненье бурь народных
Предвидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел.
В свое погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой,
Тебя пленяло самовластье
Разочарованной красой.
И обновленного народа
Ты буйность юную смирил,
Новорожденная свобода,
Вдруг онемев, лишилась сил;
Среди рабов до упоенья
Ты жажду власти утолил,
Помчал к боям их ополченья,
Их цепи лаврами обвил.
И Франция, добыча славы,
Плененный устремила взор,
Забыв надежды величавы,
На свой блистательный позор.
Ты вел мечи на пир обильный;
Все пало с шумом пред тобой:
Европа гибла — сон могильный
Носился над ее главой.
И се, в величии постыдном
Ступил на грудь ее колосс.
Тильзит!.. (при звуке сем обидном
Теперь не побледнеет росс) —
Тильзит надменного героя
Последней славою венчал,
Но скучный мир, но хлад покоя
Счастливца душу волновал.
Надменный! кто тебя подвигнул?
Кто обуял твой дивный ум?
Как сердца русских не постигнул
Ты с высоты отважных дум?
Великодушного пожара
Не предузнав, уж ты мечтал,
Что мира вновь мы ждем, как дара;
Но поздно русских разгадал…
Россия, бранная царица,
Воспомни древние права!
Померкни, солнце Австерлица!
Пылай, великая Москва!
Настали времена другие,
Исчезни, краткий наш позор!
Благослови Москву, Россия!
Война по гроб — наш договор!
Оцепенелыми руками
Схватив железный свой венец,
Он бездну видит пред очами,
Он гибнет, гибнет наконец.
Бежат Европы ополченья!
Окровавленные снега
Провозгласили их паденье,
И тает с ними след врага.
И все, как буря, закипело;
Европа свой расторгла плен;
Во след тирану полетело,
Как гром, проклятие племен.
И длань народной Немезиды
Подъяту видит великан:
И до последней все обиды
Отплачены тебе, тиран!
Искуплены его стяжанья
И зло воинственных чудес
Тоскою душного изгнанья
Под сенью чуждою небес.
И знойный остров заточенья
Полнощный парус посетит,
И путник слово примиренья
На оном камне начертит,
Где, устремив на волны очи,
Изгнанник помнил звук мечей,
И льдистый ужас полуночи,
И небо Франции своей;
Где иногда, в своей пустыне
Забыв войну, потомство, трон,
Один, один о милом сыне
В унынье горьком думал он.
Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!
Хвала! он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал. A miraculous lot has taken place:
The great man died out.
In captivity, gloomy rolled
Napoleon’s terrible age.
The condemned ruler disappeared,
Mighty darling of victories
And for the outcast of the universe
Already the offspring is coming.
Oh you, whose bloody memory
The world will be full for a long, long time,
Suspended by your glory
Calm among the desert waves …
Magnificent grave!
Above the urn where your ashes lie
The hatred of the peoples has died
And the ray of immortality burns.
How long have your eagles flew
Over the dishonored land?
How long have kingdoms fallen
With the thunder of fatal power;
Obedient to the will of the wayward,
The banners rustled with misfortune,
And imposed a sovereign yarom
Are you on earth tribes?
When hope is illuminated
The world has awakened from slavery
And the gall with an angry hand
Has cast down his decrepit idol;
When in a rebellious square
The royal corpse lay in the dust,
And the day is great, inevitable —
Freedom bright day rose, —
Then in the excitement of the storms of the people
Anticipating his wonderful lot,
In his noble hopes
You have despised humanity.
To your fatal happiness
You boldly believed in your soul
You were captivated by autocracy
Disappointed beauty.
And the renewed people
You humbled the young riot,
Newborn freedom
Suddenly numb, she lost her strength;
Among the slaves to rapture
You quenched your thirst for power
I rushed to the battles of their militia,
Laurels twined their chains.
And France, mining glory,
The captive fixed her gaze,
Forgetting the majestic hopes,
To your brilliant shame.
You led swords to a rich feast;
Everything fell with a noise before you:
Europe perished — a grave dream
Was worn over her head.
And lo, in shameful greatness
Her colossus stepped on her chest.
Tilsit! .. (at the sound of this offensive
Now ross will not turn pale) —
Tilsit of the haughty hero
He crowned with the last glory,
But a boring world, but the coldness of peace
The lucky man worried the soul.
Haughty! who moved you?
Who captured your wondrous mind?
How the hearts of Russians did not comprehend
Are you from the height of brave thoughts?
Of a generous fire
Without knowing it, you already dreamed
That again we await the world, as a gift;
But late I figured out the Russians …
Russia, abusive queen,
Remember the ancient rights!
Fade away, the sun of Austerslitz!
Blaze, great Moscow!
Other times have come
Disappear, our brief shame!
Bless Moscow, Russia!
War to the grave is our treaty!
With numb hands
Grabbing your iron crown,
He sees the abyss before his eyes,
He dies, dies at last.
Europe’s militias are running!
Bloody snow
They proclaimed their fall,
And the trail of the enemy melts with them.
And everything boiled like a storm;
Europe has dissolved its captivity;
In the trail of the tyrant flew
Like thunder, the curse of the tribes.
And the hand of the people’s nemesis
The giant sees the rise:
And to the last all the insults
Paid for you, tyrant!
Redeemed for his gains
And the evil of warlike wonders
Longing of stifling exile
Under the shadow of an alien heaven.
And the sultry island of confinement
A full sail will visit,
And the traveler the word of reconciliation
On this stone he will draw
Where, fixing your eyes on the waves,
The exile remembered the sound of swords
And the icy horror of midnight
And the sky of France is its;
Where sometimes, in your desert
Forgetting the war, posterity, throne,
One, one about a sweet son
He thought bitterly in despondency.
Let it be darkened by shame
The cowardly one who today
Insane will revolt reproach
His shadow debunked!
Praise! he to the Russian people
The high lot indicated
And to the world eternal freedom
From the darkness he bequeathed exile.