Post Views:
23
Обстановка, сложившаяся в России в 1917 году повлияла и на Среднюю Азию. 1 марта весть о победе Февральской революции дошла до Туркестанского края. Повсюду возникали массовые демонстрации и митинги, в которых наряду с русскими активно участвовали представители местных национальностей, шло активное организационное оформление мусульманских политических движений.
Коканд, 5-7 ноября 1917 г. Делегаты IV Чрезвычайного съезда Кокандской автономии на митинге (фото позаимствована с сайта mytashkent.uz)
Февральскую революцию приветствовали не только русские либералы и демократы, но и передовая часть коренного населения Туркестана, у которой появилась надежда на скорое и справедливое решение насущных проблем. По их инициативе, повсюду стали создаваться специальные комитеты, ставившие своей целью разъяснение населению значения победы над старым порядком.
В национальных газетах печатались десятки воззваний и прокламаций с призывами о поддержке революции. В одном из первых своих номеров самаркандская газета “Хуррият”, обращаясь к своим читателям, писала: “… долгожданные перемены в России стали реальностью, мы получили право свободно говорить и писать. Теперь никто не может этого нам запретить, теперь будут прислушиваться к нашим требованиям.”[1]
Туркестанцы становятся свидетелями формирования нового политического контекста: появления множества партий, движений и групп, стремящихся как можно скорее заявить о своих намерениях. Особенностью данного процесса было то, что наряду с новыми общероссийскими партиями (членами которых были преимущественно представители европейского населения края), зарождались и молодые национальные организации с модернизированными программами, более ясной стратегией и тактикой, пользующиеся поддержкой и сочувствием со стороны широких масс туркестанских мусульман. В первые же дни после Февральской революции оформились организации: “Маърифат ва шариат”, “Иттифок исломия”, “Тижорат ул-ислом”, “Саноул-Ислом”, “Хадд-дул-Ислом” – в Андижане; “Мирваж-ул-Ислом” – в Самарканде; “Равнак-ул-Ислом, “Гулистон” – в Каттакургане; “Муайин-ат-толибин” в Ходженте; “Джамият Исломия” – в Намангане и т.д.
Одной из самых популярных и авторитетных среди названных организаций была “Шурои Исломия”, организационно оформившаяся 9 марта на собрании (проходившем в “старом” Ташкенте), созванном обществом “Турон”. За короткий срок “Шурои-Исломия” создает свои филиалы в Коканде, Андижане, Скобелеве, Маргилане, Самарканде и других городах Туркестана и усиливает тем самым свое влияние в регионе. Членами этой организации стали представители духовенства, национальной интеллигенции, чиновничества, купечества и зарождающейся промышленной буржуазии. В руководящее ядро «Шурои-Исломия» входили известные всему Туркестану реформаторы: Мунаввар Кори, Убайдулла Ходжа, Ташпулатбек Норбутабеков и др.
Однако, вследствии того, что практическая реализация программных положений местных прогрессистов-джадидов встречает противодействие не только со стороны русских великодержавников, но и консервативных, традиционалистских кругов коренного населения, приводит к тому, что в июне 1917 года из организации “Шурои-Исломия” отделилась более консервативная часть – “Шурои-Уламо” (“Совет духовенства”). Программа и устав “Шурои-Уламо” утверждались в начале июля на одном из митингов, проходившем в старом городе во дворе мечети Беглар-Беги. На митинге, собравшем около 25 000 человек, говорилось, что в организацию “помимо улемов и купцов, входят также и представители других классов и профессий мусульман города Ташкента”, и что организация ” … будет обслуживать интересы мусульманского населения и повсеместно будет содействовать его духовно-умственному и культурно-политическому развитию…”
Небезынтересно, что ее лидером стал не религиозный деятель, а адвокат С.-А.Лапин – казах, получивший русское образование и многие годы состоявший на государственной службе в качестве переводчика. Конфликт между улемами и джадидами являлся определяющей чертой мусульманской политики 1917 г., что вызывало у многих прогрессистов немало горечи и привело их к еще большей политической радикализации.
Тем не менее, по инициативе мусульманских организаций по всему Туркестану стали выходить на местных языках десятки газет и журналов, среди которых особым успехом пользовались такие издания как: “Шурои Исломия”, “Нажет”, “Кенгаш”, “Хуррият”, “Эл байроги”, “Улуг Туркистон”. Материалы, публиковавшиеся в национальной прессе, были призваны сплотить народ вокруг идеи свободы и национального самоопределения, возможность реализации которого была дарована (как им казалось) Февральской революцией.
На 1-ом краевом мусульманском съезде, проходивший в Ташкенте с 16 по 23 апреля 1917 года, было заявлено, что съезд верит в “наступление лучших времен, когда все народы, населяющие Россию, будут иметь равные права, когда не будет старших и младших братьев, но все будут просто братьями.”[2]
Съезд, на котором присутствовали и представители русской общественности, принял резолюции с требованиями прекращения колонизации края и возвращения местному населению конфискованных у них земель. Отдельным решением была отмечена необходимость учреждения в Туркестане Центрального Совета мусульман, который уже позже стал известен как Национальный центр (Миллий Марказ). Съезд высказался за реализацию демократических свобод.
По вопросу о национально-государственном устройстве России съезд принял решение (также как позже первый всероссийский мусульманский съезд), по которому Туркестан должен был войти в состав Российской республики в качестве отдельной территориальной автономии, организованной на началах национального самоопределения.
Как видим, сразу же после Февральской революции, мусульманское демократическое движение к началу выборов в местное самоуправление, уже получает организационное оформление и представляет собой хотя и разнородную по классовому составу и программному характеру, но определенную политическую силу.
В программе Временного правительства России, особенно 2 пункта были интересны для Туркестанского края. Это отмена сословных, вероисповедальных и национальных ограничений, а так же распространение начал всеобщего, прямого, равного и тайного голосования на местное самоуправление.
Исходя из этого, что значило Февральская революция для коренного населения Туркестана, или как их тогда называли туземцев?
Русскоязычная газета «Туркестанские ведомости» прямо отмечала, что при осуществлении демократической выборной системы туземное население имеет право на руководство жизнью края и прогнозировала, что в системе выборных органов большинство будет принадлежать представителям именно этого многомиллионного туземного населения.[3]
О резко возросшем политическом уровне и политизации местного населения свидетельствуют многие факты отраженные в русских газетах того времени. Газета «Свободный Самарканд» пишет: «в то время как русские граждане проявляют к выборам почему то почти полную индифферентность, сарты наоборот организовались и решили использовать свои права на избирательных участках»[4]. «Сарты тысячами идут на митинги и предвыборные собрания, на которых выступают буквально десятки ораторов»[5]. Во многих газетах сообщается, что туземцев больше чем русcких, приходит на избирательный участок[6].
Характерны слова одного депутата, отраженного в газете «Туркестанские ведомости: «Не думайте, что туземцы не доросли до общественной жизни, – это ошибка, ибо благодаря быстро совершившейся организации получились уже блестящие результаты»[7]
Один из лидеров прогрессистов-джадидов М. Бехбуди на съезде делегатов исполнительных комитетов Туркестанского края, отмечает: «в культурной отсталости туземцев виновные не туземцы, а старый режим, который тормозил их развитие…Если теперь туркестанские туземцы получат все свободы и просвещение, то они сумеют на деле доказать свою благодарность русским и будут дружно с ними работать…»[8]. Видимо, М. Бехбуди имел в виду уже имеющийся опыт совместной политической работы. Узбекистанский исследователь Х. Исмайлов приводит любопытный документ «Декларацию демократического блока Ферганы» в который вошли 14 политических и общественных организаций, в том числе «Шурои Исломия» и другие. Этот блок являлся почти единственным примером создания широкой коалиции национальностей, проживающих в крае, свидетельствуя о поиске общей демократической платформы общественными силами региона[9].
Значение этой Декларации еще более возрастает, в связи с событиями марта-апреля 1917 г., когда из ташкентского арсенала, по распоряжению генерала Куропаткина вывозилось оружие и боеприпасы для раздачи русскому населению в некоторых сельских районах, что было осуждено Ташкентским советом рабочих и солдатских депутатов как политика «разделяй и властвуй»[10]
В апреле мусульманское политическое движение достигает своего апогея. Не только представители элиты но и мусульманские ремесленники и мастеровые начинают организовывать собственные профсоюзы, которые были особенно влиятельны в Самарканде и, функционируя как объединения бедноты, сотрудничали с Шура-и Исламия, а не с улемами. Тем не менее, это были “туземные” организации, имевшие немного общего с европейскими Советами рабочих и солдат, которые уделяли им мало внимания.
Единственным исключением был Союз строительных мастеровых-мусульман, выставивший в июле свой собственный список кандидатов на выборах в Ташкентскую думу и контактировавший с Ташкентским Советом, в котором его представители сформировали очень маленькую группу мусульман. Летом 1917 года создается партия туркестанских федералистов (”Турк одами марказият фиркаси”), принятое делегатами IV съезда мусульманских организаций Ферганской области. Съезд, проходивший с 12 по 14 июля в г. Скобелеве, принял устав и программу партии. В программе туркестанских федералистов отмечалось, что главной политической целью партии является достижение национальной автономии для Туркестана.
Выборы в городские думы дали неожиданный результат. Во всех крупных городах (кроме Скобелева) убедительную победу на выборах одержали представители национальных политических организаций. К примеру, в ташкентской городской думе из 112 гласных две трети составили представители мусульманских организаций. Среди избранных видные представителя политического движения мусульман – Убайдулла Ходжаев, Ахмед Заки Валидов, Султанходжа Касымходжаев и др. Орган РСДРП и эсеров «Свободный Самарканд» предостерегал русскоязычное население «Если они пойдут по стопам Ташкента, то старый город и у нас победит новый»[11]. Тем не менее на выборах в Самаркандскую городскую думу победу одержали партии и движения от местного населения. Мусульман было избрано – 40, европейцев 35. В Андижанскую городскую думу от «Шурои Исломия» было выбрано 77 гласных, тогда как от социалистов всего 11 гласных.
Однако, эйфории от победы не было, наоборот некоторые мусульманские политические организации даже демонстрируют определенную гибкость и дипломатию. Х. Исмайлов приводит воспоминания Нила Лыкошина, большого знатока местной жизни, о посещении им собрании партии «Улема» в старом городе Ташкента, опубликованном 2 сентября в газете «Туркестанское слово»: «Мусульмане так говорят: Нас здесь больше, чем других народностей, поэтому неудивительно, что в городской думе наших гласных больше . Остается значит обеспечить права меньшинства и все… С этой целью «Улема» решила не выставлять мусульманских кандидатов в городские головы, а ограничиться выбором ему товарища из мусульман и известного числа членов управы». Такое решение казалось мусульманам не только справедливым, но и деликатным в их положении, как обладающих большинством…[12]
В данном контексте на мой взгляд, характерным является резолюция Краевого съезда мусульман, состоявшийся в конце сентября 1917 г. в Ташкенте, где в частности отмечалось следующее: «…мусульмане составляющие 98% населения всего Туркестанского края при общей численности 10 млн. душ, имеют все права на национально-культурное самоопределение на возвещенных российской революцией основах свободы, равенства и братства народов…пути к самоопределению мусульман и к достижению ими общечеловеческого прогресса не могут быть иными, как только те как указано в Коране и Шариате, а потому мусульмане… не могут всецело примкнуть к одной из существующих в России политических партий и принимать участие в их партийной борьбе, но вместе с тем мусульмане осознают общность государственных интересов со всеми гражданами Российской республики и считают себя обязанными признавать и по мере силы подчеркивать ту государственную власть, которая опираясь на народные организации, стремится повести страну до Учредительного собрания…»[13]
Кстати, уже позже, в ноябре 1917 г. когда большевики захватили власть в крае мусульманский съезд, посчитал непозволительным “поддерживать захват власти в крае горсткой переселенцев – солдат, рабочих и крестьян, которые игнорировали образ жизни мусульман Туркестана”. Для управления Туркестаном до созыва Учредительного собрания съезд решил предложить Совету создание нового Турккомитета из 12 членов (6 от мусульманского съезда и по 3 от региональных съездов городских самоуправлений и советов), отвечающего перед Краевым Советом (из 24 членов, в том числе 14 представителей улемов)[14]. Естественно, что Совет отнюдь не имел намерения делиться своей властью и в резкой форме отклонил данное предложение.
Принятая им резолюция, предложенная большевиками и максималистами, ясно характеризует взгляды последних: “Привлечение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым, как ввиду полной неопределенности отношения туземного населения к власти солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, так и ввиду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, представительство которых в органе высшей власти фракция приветствовала бы”[15].
Таким образом, Февральская революция ускорила процесс размежевания различных общественно-политических сил и создала условия для функционирования в России (в том числе в Туркестане) многопартийной системы. Появление в процессе эволюции национальной политической мысли и освободительной борьбы новых молодых национальных политических организаций представляло собой очевидное свидетельство роста общественно-политической активности коренного населения региона.
Однако, естественно, это не означало полного единения во всем и отсутствия альтернатив. Уже в начале своей деятельности представители молодых национальных организаций столкнулись с полярными интересами разных течений как в самом национальном движении, так и вне его.
В заключении отметим, период (октябрь-декабрь 1917 г.) связанный с появлением широкой палитры туркестанских политических движений и подготовки к выборам во Всероссийское Учредительное Собрание, как и сами выборы, почти не изучены. В этом плане можно отметить ценные сведения российского историка Л.Г. Протасова о 8 узбеках избранных от Туркестана в Учредительное Собрание[16]. По избирательной кампании в этот Всероссийский парламент в архивах Ташкента, Самарканда, Ферганы, лежит целый пласт неисследованных источников, что актуализирует совместную работу узбекистанских и российских историков.
Алишер САБИРОВ
канд.истор.наук, доцент,
ТашГПУ, им. Низами
“Ўзбек миллий давлатчилиги тарихида Туркистон Мухториятининг ўрни ва роли” мавзуидаги Республика илмий-амалий анжумани материаллари,
2017 йил 12 октябрь
Примечание:
[1] Агзамходжаев С.С. Газета «Хуррият» как источник по истории общественно-политической жизни Туркестана (март – октябрь 1917 г.) // Октябрьская революция в Средней Азии: теория, проблемы, перспективы изучения. Ташкент: «Фан», 1991. С. 102-116.
[2] Из личного архива историка Р.Н. Шигабдинова
[3] См. Туркестанские ведомости 21 марта 1917 г.
[4] Свободный Самарканд, 1917, 30 июля
[5] Там же, 2 августа
[6] Шигабдинов Р.Н. Дореволюционная политическая деятельность А.Валиди в Туркестане и национальная пресса // Миллий матбуотимизнинг икки дурдонаси. Ташкент: 2015, сс. 45-50.
[7] Туркестанские ведомости, 7 апреля 1917 г.
[8] Туркестанские ведомости 1917 г. 14 апреля
[9] Х. Исмайлов. Туркестан в эпоху двух революций// История СССР М.: 1990, №5. С.212
[10] Туркестанские ведомости 1917, 2 апреля
[11] Из личного архива историка Р.Н. Шигабдинова
[12] Х. Исмайлов. Туркестан в эпоху двух революций // История СССР, М.:1990, №5. С. 213.
[13] Туркестанский вестник. 1917, 25 ноября
[14] Улуг Туркистон. 1917. 18 ноября
[15] Туркестан в начале ХХ века: к истории истоков национальной независимости. Ташкент, 2000; Ўзбекистоннинг янги тарихи. Т. 2. Ўзбекистон совет мустамликачилиги даврида. Ташкент, 2000. С. 74.
[16] Протасов Л.Г. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М.: РОССПЭН, 2008. С.136